Жена уехала…
Я открыла дверь и не поверила своим глазам. На пороге стоял мой дальний родственник, дядя Гена, смотрел на меня мутными глазами и покачивался из стороны в сторону.
Его всегда аккуратно выглаженные брюки висели мятыми парусами, на куртке притулилась подозрительная субстанция, напоминающая ком вермишели...
- Пойдем ко мне домой, нарушил он затянувшееся молчание...
Честно говоря, идти на ночь глядя к родственникам мне не хотелось. Но необычный вид дядюшки говорил о том, что в их семье случилось чтото ужасное.
Дядя Гена был из той категории мужей, кого называют подкаблучником. Бунтовал он против своей жены только в состоянии сильнейшего подпития, но даже тогда не смел нарушить традиций, царивших в доме. Его жена Валентина Петровна была помешана на чистоте. Достаточно сказать, что в самые жестокие морозы она мыла не только пол в доме, но сени и даже крыльцо. Каждая вещь знала свое раз и навсегда определенное место. На аккуратно застеленной кровати высилась гора подушек, на диване располагались куклы и большие мягкие игрушки. Все это великолепие разрешалось тревожить только перед сном. Днем дядя Гена не смел ни прилечь на кровать, ни присесть на диван. На кухне царила стерильная чистота. Шкафчик, где хранились столовые приборы, напоминал полку в магазине. Ложечка к ложечке, вилочка к вилочке…. Все сияло и сверкало, как в операционной.
Валентина Петровна наказывала дочь, если она, засмотревшись в окно, забывала потом поправить штору. А мужа заставляла каждый день менять рубашки и «пилила» за мятые брюки. Повзрослев, дочь Жанна переняла некоторые привычки матери, и теперь уже ее муж ворчит по поводу чрезмерной чистоплотности супруги.
Теперь вы поймете мое потрясение, когда я вслед за дядей Геной переступила порог его дома. Гора немытой посуды в мойке, крошки на столе, растерзанный диван и прочие признаки неуюта, который женщины метко окрестили бардаком.
- Выпей со мной за праздник. Валька на неделю уехала к дочери в Омск, и я теперь свободен и делаю, что хочу.
Дядя Гена опрокинул неизвестно какую по счету рюмку и вытер пьяную слезу:
- Ну, скажи, зачем я на ней женился?
Я дипломатично промолчала, а дядюшка продолжал жаловаться на жизнь:
- Мы ведь раньше на железной дороге работали, получали хорошо. А где эти деньги? – Он сложил пальцы в кукиш и показал его темному окну. – Все копила, на сберкнижку складывала. Зачем, для кого? В доме конфет хороших даже по праздникам не было. Всю жизнь «дунькину радость» покупала. В 1992-ом все наши сбережения, 62 тысячи рублей, стали стоить 62 копейки. Вальку тогда чуть инфаркт не хватил…
Я на флоте служил, только там мир и увидел. После женитьбы сколько раз просил: «Валюш, давай съездим куда-нибудь, чего эти деньги консервировать?» Нет, все какого-то «черного дня» ждала, вот и дождалась. Жанна в невестах ходила, так у нее ни колечка, ни сережек, ни одежды путной не было. Как ее Олежка приметил, да замуж взял, ума не приложу.
Дядя Гена вдруг расхохотался:
- А ведь она сейчас Олега, зятя нашего, до белого каления доводит. Ходит за ним с тряпкой, пыль на мебели вытирает да пол каждые пять минут моет. У них ребятишки маленькие, понятно, что стерильной чистоты в доме нет.
Веселье дядюшки быстро сменилось грустью:
- Стыдно вспоминать, как зятя приветили, когда он недавно в гости приезжал. Его семья переехала в Омск из Казахстана, где они переняли у местных жителей национальный обычай – пить чай по 5-6 чашек за обед. Олег и у тещи решил чайком побаловаться. Пьет себе и жизни радуется, а моя супруга на глазах свинцовой злостью наливается. «Что ж ты, говорит, столько чаю хлещешь? И как не лопнешь?» Олег аж поперхнулся: «Если вам, мама, заварки жалко, так я пойду сейчас в магазин и куплю» А она ему: «А электричество? Знаешь, сколько этот чайник потребляет?!»
- Вот так мы и живем. Деньги, что выручили за проданную в Омске квартиру, в банке лежат. Туда же супруга и пенсию каждый месяц относит. Живем на проценты с капитала. Мне 63 года, а что я в жизни видел? Может, пока не поздно, развестись? – с надеждой посмотрел на меня дядя Гена.
Мне уже порядком надоела пьяная исповедь родственника, тем более, что я была уверена в кратковременности этой семейной трагедии. Через неделю я позвонила дяде и в телефонной трубке услышала шум работающего пылесоса.
- Валечка завтра приезжает, вот привожу квартиру в порядок, смущенно объяснил мне дядя Гена.
Еще через несколько дней я встретила Валентину Петровну на рынке.
- Мой-то какой молодец! – громко хвасталась она уличным продавцам. – Какую квартиру перед отъездом ему оставила, такую и приняла. Не то, что зять. Тому волю дай, весь дом в помойку превратит.
Варвара РУКАВИЧКИНА
