Милосердие с третьей попытки
Нечего продать, кроме единственного дома, чтобы заплатить за операцию.
Второй месяц за одинокой Екатериной Леонидовной Домогаловой из деревни Баженово ухаживают сердобольные соседи. Кормят, топят печь в доме, доят ее корову. Буренка – единственное богатство этой 54-летней женщины. Она надеялась дотянуть до пенсии, чтобы получать хоть какие-то деньги от государства, так как в последние годы была вынуждена жить только за счет своего подворья и огорода. Летом сбор ореха да ягод позволял закупать дрова на зиму. Так и выживала бывший медик Баженовского отделения некогда известного мартюшевского колхоза.
Но, видимо, надорвалась, изработалась. Занедужила в феврале – отказала нога. Пока могла при помощи костылей передвигаться на здоровой ноге – крутилась по хозяйству, копила деньги на поездку к городским врачам. Но не успела наскрести на «бесплатную» медицину и слегла окончательно. Тогда и соседи забеспокоились. Скинулись, наняли машину и повезли Екатерину Леонидовну в тарскую райбольницу. На руках внесли в приемный покой, мол, помогите, человек чахнет на глазах, уже не может ходить…
Соседка, бывшая учительница начальных классов Лариса Атлякова рассказывает:
- Привезли-то мы ее в воскресенье. Думали, положат в больницу, и с понедельника начнут обследование. Скажут, чем и как лечить, что делать. Боли-то у нее адские начались. Ни спать, ни кушать не может. Но ей поставили обезболивающий укол, и – до свидания. Везите обратно, в Баженово! Купили памперсов в Таре, привезли обратно. Через неделю, в будний день, вызвали скорую. Приехала. На носилках Катю вынесли из дома. Опять доставили в приемный покой. Сделали рентген. Тут и говорит врач, что у Кати артроз тазобедренного сустава в критической стадии, а еще какие-то затемнения в легких, то есть подозрение на туберкулез. Надо пройти бронхоскопию, сдать другие анализы, а потом отправляться в Омск – на операцию по замене сустава. Мы и говорим: «Так положите ее в больницу, обследуйте!». Врач отвечает, что в Таре такие операции не делают, а в Омске она стоит 170 тысяч рублей. Это – внеплановая, а о плановой не стоит и заикаться – можно не дождаться очереди. И опять: везите обратно! Спасибо парню, Денису Спасскому, племяннику. Он вынес Катю на руках из больницы, договорился с другом, что имеет машину, и тот отвез ее в Баженово. С тех пор лежит, не встает с кровати… Я живу в доме напротив, ухаживаю… И бывший муж Кати, они давно в разводе и живут отдельно, помогает, плачет… Фельдшер наш, Татьяна Анухова, дает лекарства, терапевт Лариса Раисовна Садыкова однажды приезжала. Она – хорошая, обещала устроить Катю в больницу, но почему-то не кладут, а ей все хуже…
Я слушал соседку и ловил себя на мысли, что мне страшно и стыдно смотреть в сторону женщины с изможденным лицом, скрючившейся под одеялом. Мой взгляд бегал с табурета с лекарствами и баночкой, из которых поят младенцев, на складки синего одеяла, с коврика под ногами на печную заслонку, искал другие зацепки, словно я оттягивал момент, когда надо будет посмотреть в глаза Екатерины Леонидовны. Наши взгляды все-таки пересеклись, и я столкнулся глаза в глаза с безнадежным горем, с человеком на краю отчаянья. Долго этот взгляд выдержать нельзя, но не забыть мне его теперь до конца дней своих.
Что же вы творите?! Еще молодая женщина, почти моя ровесница, стонет от боли, умирает, а вы ее с порога больницы – на улицу! Вы ей про 170 тысяч после речей на трибунах о нацпроектах и высокотехнологичной медицине! Стоимости ее дома, вполне добротного по баженовским меркам, даже если продать его вместе с коровенкой, не хватит, чтобы заплатить за вашу «качественную бесплатную» медицину!
Мне хотелось крыть остервенелым матом всю эту зажравшуюся, заворовавшуюся, лживую вертикаль власти снизу доверху, когда я гнал свою машину по раскисшей дороге из Баженово.
Был я там в воскресенье, по просьбе жителей деревни, а с утра понедельника пошел в больницу – в приемную главврача.
- Нет ее. Она (Малкова Валентина Георгиевна) на планерке у Колпащиковой, в администрации района, - остановила мой порыв секретарь.
И хорошо, что нет, так как в соседнем кабинете на рабочем месте находилась Ирина Григорьевна Гмырак. Она впала в легкий шок, выслушав мой рассказ о том, как ее коллеги отказали в помощи фактически обезноженному болью человеку. По ее вопросам следовало, что такого не может быть в нашей больнице. Но случилось же, уважаемая Ирина Григорьевна!
Во вторник Ирина Григорьевна сообщила по телефону, что обязала баженовского фельдшера доставить Екатерину Леонидовну на обследование в больницу, заметив при этом, что больная чуть ли не отказывается ехать в Тару.
Я догадываюсь, почему.
Две безуспешные и мучительные попытки Екатерины Леонидовны соприкоснуться с милосердием убили последнюю надежду на выздоровление. «Я люблю тебя, жизнь…» - не поют размеренно и бодро после того, когда в тебе перестают видеть живого человека, когда отказывают ноги, и нет ни копейки денег. В больнице и соседей, что кормят и ухаживают за ней, не будет рядом. Последние гроши ушли на обезболивающие лекарства. Они – дорогие, и для нее – не по льготным рецептам. Нет скидок, льгот и внеочередных бесплатных операций в нашей стране для простых женщин с состоянием в единственную коровенку. Без связей, пособий и пенсий, без влиятельных или состоятельных родственников – как одолеть болезнь, даже заняв по звонку заместителя главврача больничную койку? Екатерина Леонидовна смирилась с жестокой правдой настоящего, с тем, что никто не подаст ей милостыню в 170 тысяч. Ну, приехал корреспондент, выйдет газета с рассказом о ее беде. На день-другой восторжествует милосердие, и опять забудут о ней надолго, скорее всего, навсегда. А если навсегда – то лучше дома, чем в казенной палате…
Эту обреченность я прочитал в ее глазах, когда прятал свои, потому и вынес взгляд Екатерины Леонидовны на глянцевую обложку. Но мне и этот глянец теперь не дает покоя. Он вызывающе фальшив в данном случае. Он как упрек за совсем не глянцевую безнадегу людей, которым пытается помочь наша газета.
Простите нас, Екатерина Леонидовна!
